Вл.С.Соловьев

ТРИ СИЛЫ^[1][1]

От начала истории три коренные силы управляли человеческим развитием, Пер­вая стремится подчинить человечество во всех сферах и на всех степенях его жизни одному верховному началу, в его исключительном единстве стремится смешать и слить все многообразие частных форм, подавить самостоятельность лица, свободу личной жиз­ни. Один господин и мертвая масса рабов — вот последнее осуществление этой силы. Если бы она получила исключительное преобладание, то человечество окаменело бы в мертвом однообразии и неподвижности. Но вместе с этой силой действует другая, прямо противоположная; она стремится разбить твердыню мертвого единства, дать везде свободу частным формам жизни, свободу лицу и его деятельности; под ее влия­нием отдельные элементы человечества становятся исходными точками жизни, дей­ствуют исключительно из себя и для себя, общее теряет значение реального сущест­венного бытия, превращается в что-то отвлеченное, пустое, в формальный закон, а на­конец, и совсем лишается всякого смысла. Всеобщий эгоизм и анархия, множествен­ность отдельных единиц без всякой внутренней связи — вот крайнее выражение этой силы. Если бы она получила исключительное преобладание, то человечество распалось бы на свои составные стихии, жизненная связь порвалась бы и история окончилась войной всех против всех, самоистреблением человечества. Обе эти силы имеют отри­цательный, исключительный характер: первая исключает свободную множественность частных форм и личных элементов, свободное движение, прогресс,— вторая столь же отрицательно относится к единству, к общему верховному началу жизни, разрывает солидарность целого. Если бы только эти две силы управляли историей человечества, то в ней не было бы ничего кроме вражды и борьбы, не было бы никакого положи­тельного содержания; в результате история была бы только механическим движением, определяемым двумя противоположными силами и идущим по их диагонали. Внутрен­ней целости и жизни нет у обеих этих сил, а следовательно, не могут они ее дать и человечеству. Но человечество не есть мертвое тело, и история не есть механиче­ское движение, а потому необходимо присутствие третьей силы, которая дает положительное содержание двум первым, освобождает их от их исключительности, при­миряет единство высшего начала с свободной множественностью частных форм и эле­ментов, созидает, таким образом, целость общечеловеческого организма и дает ему внутреннюю тихую жизнь. И действительно, мы находим в истории всегда совмест­ное действие трех этих сил, и различие между теми и другими историческими эпохами и культурами заключается только в преобладании той или другой силы, стремя- : щейся к своему осуществлению, хотя полное осуществление для двух первых сил, именно вследствие их исключительности,— физически невозможно.

Оставляя в стороне древние времена и ограничиваясь современным человечест­вом, мы видим совместное существование трех исторических миров, трех культур, резко между собою различающихся,— я разумею мусульманский Восток, Западную цивилизацию и мир Славянский: все, что находится вне их, не имеет общего мирового значения, не оказывает прямого влияния на историю человечества. В каком же отно­шении стоят эти три культуры к трем коренным силам исторического развития? Что касается мусульманского Востока, то не подлежит никакому сомнению, что он находится под преобладающим влиянием первой силы — силы исключительного единства. Все там подчинено единому началу религии, и притом сама эта религия является с крайне исключительным характером, отрицающим всякую множественность форм, всякую индивидуальную свободу. Божество в исламе является абсолютным деспотом, создавшим по своему произволу мир и людей, которые суть только слепые орудия в его руках; единственный закон бытия для Бога есть Его произвол, а для человека — слепой неодолимый рок. Абсолютному могуществу в Боге соответствует в человеке абсолютное бессилие. Мусульманская религия прежде всего подавляет ли­цо, связывает личную деятельность, вследствие же этого, разумеется, все проявления и различные формы этой деятельности задерживаются, не обособляются, убиваются в зародыше. Поэтому в мусульманском мире все сферы и степени общечеловеческой жизни являются в состоянии слитности, смешения, лишены самостоятельности относи­тельно друг друга и все вместе подчинены одной подавляющей власти религии. В сфе­ре социальной мусульманство не знает различия между церковью/ государством и соб­ственно обществом или земством. Все социальное тело мусульманства представляет сплошную безразличную массу, над которой возвышается один деспот, соединяющий в себе и духовную и светскую высшую власть. Единственный кодекс законов, опре­деляющий все церковные, политические и общественные отношения, есть Алкоран; представители духовенства суть вместе с тем и судьи; впрочем, духовенства в соб­ственном смысле нет, так же как нет и особенной гражданской власти, а господству­ет смешение того и другого. Подобное же смешение господствует и в области теоре­тической или умственной: в мусульманском мире/ собственно говоря, совсем не су­ществует ни положительная наука, ни философия, ни настоящая теология, а есть только какая-то смесь из скудных догматов Корана, из отрывков кой-каких философ­ских понятий, взятых у греков, и некоторых эмпирических сведений^[2][2]. Вообще же вся умственная сфера в мусульманстве не различилась, не обособилась от практиче­ской жизни, знание имеет здесь только утилитарный характер, самостоятельного же теоретического интереса не существует. Что касается до искусства, до художествен­ного творчества, то и оно точно так же лишено всякой самостоятельности и крайне слабо развито, несмотря на богатую фантазию восточных народов: гнет односторон­него религиозного начала помешал этой фантазии выразиться в объективных идеаль­ных образах. Ваяние и живопись, как известно, прямо запрещены Кораном и не су­ществуют совсем в мусульманском мире. Поэзия не пошла здесь дальше той непо­средственной формы, которая существует везде, где есть человек, то есть лирики^[3][3]. Что же касается до музыки, то на ней особенно ясно отразился характер исключитель­ного монизма; богатство звуков европейской музыки совершенно непонятно для вос­точного человека: самая идея музыкальной гармонии для него не существует, он ви­дит в ней только разногласие и произвол, его же собственная музыка (если только можно называть это музыкой) состоит единственно в монотонном повторении одних и тех же нот.......